Вода
Человек — существо земное, и во все времена его отличают любовные и вместе враждебные отношения с великой водной стихией. Раз его самого, то значит и его дом.
И еще — пути по земле, ведь пересечение пути и водной преграды породило одно из самых восхитительных типов сооружения -мост. Но мост заслуживает особого разговора.
У постройки сложные отношения с земной твердью не только потому, что та не всегда надежна. Есть и другое: тонкая линия соединения стены с поверхностью грунта совершенно не вызывает тревоги только в тех редких случаях, когда здание возведено на гранитной скале, которая сама служит ему фундаментом. Во всех почти прочих случаях это линия риска, создаваемая прежде всего дождевыми водами. Всякий, кто ставил шалаш или палатку, знает, как легко и быстро намокает все внутри, если загодя не сделать вокруг канавку, отводящую дождевой поток.
Отражение венецианских дворцов в водах Большого Канала придает им особое очарование. Стоит мысленно поставить эти здания на землю, и немедленно проступят недостатки их композиции.
Река и канал в городе всегда придают ему волшебный характер. Со времен позднего средневековья архитекторы научились справляться с трудностями защиты стен, опускавшихся ниже уровня дна рек и каналов — ради удобства и ради красоты.
Новая, достаточно однообразная застройка по берегам залива в американском Аннаполисе необычайно выиграла от своего местоположения. Рынок немедленно на это реагирует, и цена таких домов на четверть, а то и на треть больше, чем таких же, но построенных вдали от берега.
Испокон веку с этой тяжкой проблемой сталкивались и создатели вполне солидных сооружений. И им приходилось идти на множество ухищрений. При строительстве в дереве проблема решается несложно: дом всегда старались приподнять над уровнем земли, опирая его на надежные валуны или на глубоко забитые в грунт сваи. С каменными постройками дело обстоит всегда сложнее.
Во-первых, входы надлежит приподнять над уровнем улицы или тротуара, чтобы ливневый поток не мог ворваться внутрь.
Во-вторых, необходимо непременно сделать наклонное мощение от стены вовне, чтобы вода быстрее стекла прочь.
В-третьих, следует по возможности уменьшить намокание стены от косых струй дождя, и издавна строители стран с влажным климатом стремились вынести внешний край кровли как можно дальше от стены. Китайские и японские зодчие сделали такой вынос кровли едва ли не главным приемом художественной организации облика здания.
Только в сухих краях можно было пренебречь редким дождем и делать плоские кровли — приподнятые над землей террасы, на которых спят в жаркие ночи, где издавна расстилали на солнце полотнища, сушили фрукты. Там, где много влажнее, приходилось заботиться о конструкции кровли, чтобы добиться ее непромокаемости. Ближний Восток, Средиземноморье и Китай создали черепицу — тонкие кирпичи сложной формы, перекрывающие один другой подобно рыбьей чешуе. Более того, поскольку в летний сезон во многих южных землях жестоко недостает питьевой воды, издревле предпринимались меры для того, чтобы собрать драгоценную дождевую воду, пустить ее по трубам и по канавкам карнизов в водосборные цистерны, устроенные под землей. А чтобы вода в таких цистернах не загнивала, их приходилось непростым образом вентилировать.
Влажность воздуха после дождя смягчает, делает более яркими все краски города. Различимость деталей архитектуры при любом освещении находится в сложной зависимости от относительной влажности воздуха. Наибольший выигрыш — после дождя.
Издавна научившись использовать энергию водяного потока, изобретатели взапуски сочиняли все новые дикованные системы подъема воды из реки.
Скандинавия и северная Русь создали точный аналог черепицы — осиновый лемех, сложной формы дощечки, со временем замечательно серебрящиеся на свету. Во всех странах дома победнее накрывали соломой или тростником — это теплые и надежные толстые кровли, ставшие излюбленным мотивом романтически настроенных художников начиная с XVII в. Только с удешевлением листового железа к концу XIX в. крашеными железными кровлями начали повсеместно вытеснять горючие или слишком тяжелые конструкции, а навесные на фасад водосточные трубы стали постоянной приметой городского ландшафта. Наконец, изобретение рулонных изолирующих материалов к середине XX в. сделало возможным делать плоские кровли с внутренним водостоком по трубам.
В целом защита здания от воды всегда вела к усложнению, утяжелению и существенному удорожанию строительства. В особенности в северных широтах, где приходится иметь дело и с превращенными формами воды — снегом и льдом. Чем толще бывает слой снега, накапливающийся за зиму, тем более крутым приходится делать уклон крыш, так что по рисунку или фотографии не слишком сложно определить, где стоит дом. Снег тяжел, и это вынуждало усиливать конструкцию кровли, а значит и мощь несущих стен и столбов. Пока дома были невысоки, сбить ледяные сосульки с карниза было несложно с уровня земли или с приставной лестницы, но когда многоэтажные дома начали расти все более вверх, сосульки превратились в подлинную угрозу для жизни. Эффективное противоядие нашли только за год до окончания XX в. Ученые воспользовались теми же приборами-излучателями, которые они создали для предотвращения гибельного оледенения самолетов. Короткие импульсы строго определенной длины волны заставляют ледяную корку взрываться изнутри, рассыпаясь на мелкие, безопасные кусочки.
Снег, дождь хотя бы видны и понятны -куда опаснее тихая и невидимая работа подземных вод. Если не обеспечить им свободу движения под фундаментами здания или в обход фундаментов, они будут подмывать подошву фундамента, искать и находить мелкие щели и трещины, просачиваться в подвалы домов, всасываться в камень или кирпич, пропитывать штукатурку. Не надо думать, что это проблема только строителей прошлого — как раз в наше время не всегда разумная война с подземными водами обострилась. Строят быстро и много, торопясь, чтобы жилой дом или офис как можно скорее были закончены и начали возвращать средства, затраченные на их строительство. Так, в 70-е годы XX в. едва построенный огромный корпус Атоммаша в Волгодонске практически почти переломился пополам по длине из-за того, что не захотели прислушаться к рекомендациям специалистов, настаивавших на создании целой системы дренажных каналов в слабом лессовом грунте.
В 90-е годы, когда уже достроили обширный подземный этаж основного хранилища картин — депозитария в новом корпусе Третьяковской галереи в Москве. Пришлось прибегнуть к сложным методам откачки воды, поскольку железобетонная «ванна» хранилища, исходно запечатанная наглухо, несмотря на всю свою тяжесть, начала как бы всплывать в намокшем грунте, подчиняясь неумолимому закону Архимеда. Многократно лопались как хрупкое стекло бетонные стены многоэтажных жилых домов… вода не прощает легкомысленного к себе отношения.
Зодчие древности постепенно разучили это превосходно, освоив множество способов надежного строительства на влажной земле, на болоте или даже на водах лагуны, как это было в Венеции, в центре которой собор Св. Марка стоит без единой трещины уже около тысячи лет. Впрочем, уже в наше время, когда для прохода больших судов к близкой от Венеции гавани углубили фарватер в лагуне, а быстрые моторные катера стали поднимать немалую волну, на древний город наваливаются все более опасные зимние наводнения. Глядя на дворцы Петербурга, офисы Вашингтона или старинные кварталы Амстердама, трудно представить, что на их месте простирались болота. Во множестве европейских городов стены домов, насчитывающие и три, и четыре сотни лет, уходят прямо в воды рек и каналов, гранитные стены набережных Петербурга стоят так же надежно, как и во времена Александра Пушкина — все зависит от внимания к характеру местных вод и от умения работать с ними. Вот как с законной гордостью сообщал в письме в родную Болонью Аристотель Фьораванти после работ в Мантуе: «Прошли еще две ночи, когда я увидел и понял природу этой воды в том месте, где мне несомненно хватит духа победить ее и затем выпрямив упомянутую башню с Божьей помощью». Заметим, что это тот самый Аристотель Фьораванти, который позднее проектировал и строил Успенский собор в Московском Кремле.
Кроме тихого просачивания воды через грунт, под поверхностью земли протекают еще ручьи и ручейки, которые наши предки, считавшие землю истинно живой, именовали «жилами». С глубокой древности из поколения в поколение строители передавали знание о том, что если поставить дом поперек такой жилы, то люди в нем будут чаще и тяжелее болеть. Одни непосредственно чувствовали присутствие подземного потока, другие прибегали к помощи тех, кто особенно ловко управлялся с рогулькой — раздвоенной веткой или просто палочкой, но в правоте этого не сомневались ни на Востоке, ни на Западе. Даже кривизна многих улиц старинных городов определялась не только склонами холмов, но и стремлением пройти поверху, не пересекая подземной струи воды. С XVIII в. над этим древним знанием начали насмехаться, считая его пустым суеверием, и только в наши дни, когда, измеряя колебания напряженности магнитных полей тонкими приборами, ученые подтвердили давнюю мудрость, к ней стали вновь относиться с необходимой серьезностью.
Мы начали с тех ситуаций, где вода — враг, но есть и другие. Речь идет о банальных, вполне обыденных неприятностях, какие несет с собой всякий ливень. Китайцы и японцы изобрели складной зонт тысячи лет назад, намного раньше, чем с ним ознакомились в Европе. Наличие зонта, разумеется, лучше его отсутствия, однако оно еще не спасает ни обувь, ни подолы юбок или штанины. Люди с зонтами хуже видят, куда идут, натыкаются друг на друга, подвергаются опасности столкнуться с носилками, в которых передвигается богатый римлянин, с всадником или каретой, наконец, с автомобилем. На помощь пришел архитектор, одной из главных задач которого во все времена было и остается обеспечение максимально доступного комфорта как для частного клиента, так и для клиента коммунального — т. е. для городского сообщества. Архитектор изобрел лоджию — надежно закрытый сверху тротуар, проходящий прямо под домами и открытый в сторону улицы.
В Болонье, расположенной у подножия Аппенин, часто идут дожди, а то и мокрый снег. вновь относиться с необходимой серьезностью.
В центре огромного Нью-Йорка, на Шестой авеню устроен этот фонтан. Там, где небо занимает несколько процентов «кадра», где нет ничего, кроме камня, оказывается достаточно простого, в две ступени, зеркала воды, чтобы создать подлинный оазис. Сюда, в обеденный перерыв выходят клерки бесчисленных офисов, чтобы у воды съесть свой гамбургер. И еще это место — важный ориентир: здесь назначают свидания. Римляне первыми превратили обычный водоразборный фонтан в главное украшение города. По сей день Рим остается городом фонтанов, сохраняя славную традицию мастеров Ренессансе и барокко. От Рима все столицы мира унаследовали использование фонтанов в качестве главного признака «правильной» среды обитания. Дети всегс мира, рисуя подлинный город, непременн видят в фонтане основную фигуру городской среды. Взрослые сохраняют эту привязанность навсегда и при перво же возможности ставят фонтаны на бульварах и площадях, чтобы испытать чувство праздника. Со времен восточных дворцов Альгамбры фонтан стали часто применять и в интерьерах.
Мы начали с тех ситуаций, где вода — враг, но есть и другие. Речь идет о банальных, вполне обыденных неприятностях, какие несет с собой всякий ливень. Китайцы и японцы изобрели складной зонт тысячи лет назад, намного раньше, чем с ним ознакомились в Европе. Наличие зонта, разумеется, лучше его отсутствия, однако оно еще не спасает ни обувь, ни подолы юбок или штанины. Люди с зонтами хуже видят, куда идут, натыкаются друг на друга, подвергаются опасности столкнуться с носилками, в которых передвигается богатый римлянин, с всадником или каретой, наконец, с автомобилем. На помощь пришел архитектор, одной из главных задач которого во все времена было и остается обеспечение максимально доступного комфорта как для частного клиента, так и для клиента коммунального — т. е. для городского сообщества. Архитектор изобрел лоджию — надежно закрытый сверху тротуар, проходящий прямо под домами и открытый в сторону улицы.
В Болонье, расположенной у подножия Аппенин, часто идут дожди, а то и мокрый снег. Болонья, основанная еще римлянами (те называли ее Бонония), по меньшей мере с X в. была известна как город богатый, а уж с XI в., когда в ней открылся первый в Европе университет, — как очень богатый. И вот с XI в. болонцы начали воздвигать лоджии вдоль основных улиц своего города. Строили их и строили, в каждом из примыкающих один к другому домов, по мере того как ветшали одни и на их место вставали другие. Впрочем, на одной из улиц по сей день сохранился фрагмент лоджии, построенной не позднее XII в.
За 700 лет болонцы настроили в общей сложности 30 километров лоджий — с немалым комфортом для всякого пешехода и не без выгоды для домовладельцев, поскольку у лавки, открывающей свои двери и окна в лоджию, естественным образом больше клиентов. Затем этой болонской моде начали подражать повсюду, так что, к примеру, вдоль длинной улицы Риволи в Париже можно сегодня пройти чуть не два километра, лишь на немногих перекрестках оказываясь под голым небом.
С того момента, как в усадьбах египетских вельмож главное место было отдано обширному водоему, удвоение архитекту-ры в водном зеркале вошло в число излюбленных приемов работы. Египтянам подражал император Адриан, создавая виллу Тиволи. Адриану подра жали создатели итальянских садов. Им уже вторили Ленотр и Ле Во, в ансамбле Версаля. Их следом шли зодчие Петербурга, Берлина, Вены (Шенбруннский дворец, архитектор Фишер фон Эрлах — справа). Использование отражений -одно из средств творчества, которые новейшая рхитектура сохранила без изменений в своем ящике инструментов. Ричард Ингленд, архитектор на Мальте (внизу) сделал его ведущей темой своих работ.
В большой усадьбе или даже просто в обширном доме роль лоджии издавна была отведена веранде — сначала открытой, позднее застекленной. Когда второй президент США Томас Джефферсон сам проектировал свой удивительный дом в поместье Монтичелло, он протянул вдоль лужайки для игры в крикет длинные открытые террасы, приподнятые над газоном, а под террасами распорядился сделать проходы в туннель, пробитый прямо через высокий цоколь дома. В штате Вирджиния на голову внезапно обрушиваются летние грозы такой силы, какую не встретишь в Старом Свете. Гости Джефферсона, застигнутые ливнем, могли быстро скрыться в туннель, а из него подняться прямо в гостиную.
Здесь мы уже сделали шаг от одной лишь практичности к комфорту. Такой же шаг, но уже в более сухих странах и гораздо раньше был сделан, когда драгоценную там воду стали подводить как можно ближе к дворцам и виллам. Затем ее стали прямо вводить внутрь, устраивая фонтаны, глубокие бассейны, совсем мелкие бассейны, соединяя их узкими каналами, «ручными» водопадами и целыми каскадами, где через край обрушивается вниз тонкая пленка воды. Здесь архитектор стал свободно играть с прирученной стихией, доставляя обитателям роскошных покоев дополнительное наслаждение.
Самое древнее из дошедших до нас свидетельств сознательной работы с водой как непременной составляющей частью комфорта относится к 1400-м годам до н.э. Это роспись в гробнице Фив с изображением четкого прямоугольника бассейна, в котором растет лотос, плавают всевозможные рыбы и утки. Египетский опыт не был утерян. Римляне подхватили его, поздние арабские завоеватели унаследовали. Тонкие каналы, связывающие между собой многочисленные фонтаны, — одна из примечательностей дворца Альгамбра в Испании, построенного еще мавританскими владыками Гренады.
С времени расцвета Древнего Рима фонтаны, служившие и для разбора воды, и для услаждения взора, стали размещать не только в богатых городских усадьбах, но и на городских перекрестках, а вода подавалась в них по многокилометровым акведукам, большая часть которых была восстановлена в эпоху Ренессанса. Пруды, каналы, фонтаны и каскады стали сначала только воображаемой, а затем и неотъемлемой частью всякого большого парка с XV в. и до наших дней. Формы их бесконечно разнообразны, хотя и восходят к одному древнему образцу — струйке воды от источника, направляемой через выдолбленный камень по керамической или металлической трубке в простейших очертаний бассейн внизу.
Любопытно, что такой «бесполезный» предмет, как сугубо декоративный фонтан воспринимается абсолютным большинством людей как непременный признак комфортной городской среды. При изучении рисунков младших школьников, выполненных в ответ на просьбу изобразить представление о желаемом будущем их города, то всюду, в том числе в небольшом Тихвине, на рисунках почетное место отводилось именно ему — фонтану.
Когда архитекторы отстраивали Ташкент, жестоко пострадавший от землетрясения, то совершенно практичный фонтан, необходимый для работы очень мощных кондиционеров в министерских офисах, они превратили в самое центральное, самое любимое место в городе. Они добились этого простейшим способом — под пятидесятиметровой ширины водопадом, обрушивающимся из верхнего бассейна в нижний, ведет дорожка, и пройти по ней, ступив под сень водного потолка с палящей жары чрезмерно обширной, пустой площади, — подлинное наслаждение для глаз, для слуха, для кожи, на которую садятся мелкие брызги.
В конце XX в., когда все больше людей узнали значение слова «экология» и стали гораздо внимательнее относиться к своему окружению, у столь знакомой, казалось бы, воды обнаружились и совершенно новые свойства. Так, в южном немецком городе Тюбингене в жилом районе 80-х годов, вместо привычных дворов можно видеть тонко cбалансированные природные системы. Их основой является система труб, подающих дождевую воду с крыш, фильтрующуюся сквозь незаасфальтированный грунт, в подземную цистерну, откуда она перекачивается на верхнюю точку искусственного рельефа, а там очищается в маленьком пруду. Растения в нем подобраны так, что в этой воде никогда не бывает личинок комара, а вода в нем не застаивается, а подается в искусственный каскад, собранный из керамических чаш, похожих на листья огромной кувшинки. Такой «лист» был изобретен английским скульптором весьма хитроумным способом. Рельеф его дна вылеплен так, что поступающая в него струя воды описывает сложные восьмерки, да еще закручивается жгутом, прежде чем она стечет через узкую горловину в чашу следующего листа. Это завораживающе красиво, особенно когда видишь щепку или лист, выделывающий сложный танец на своем пути по каскаду. Но у этой красоты еще и глубокий практический смысл: удлиняя свой путь и электризуясь при винтовом закручивании, струя значительно лучше и в большом объеме растворяет в себе кислород, соответственно, лучше очищается от всяческих примесей.
Сначала приглядываясь и прислушиваясь к природе, а затем и стремясь воссоздать природу в упрощенных формах в обжитом пространстве, архитектор научился не только видеть, но и слышать воду как своего рода произведение искусства. Звонкая капель «фонтанов слез», где ступени сложно разобраны по высоте, чтобы удар капли о воду производил звук разного тона, сложно отстроенный и меняющийся с ветром шум крупных фонтанов, безмолвие защищенного от ветра бассейна -лишь основа звуковой гаммы для архитектора, играющего с водой. Когда для князя Воронцова создавался огромный Алупкинский парк в Крыму, ландшафтный архитектор, выписанный из Англии, озаботился тем, чтобы журчащие по каменным желобам стремительные ручейки звенели на разные голоса. К сожалению, тонкий водяной «орган» Алупкинского парка, разрушенный во время войны, так и не сумели вполне настроить заново. Великими мастерами отстройки гармонии воды, чуть слышной для внимательного уха, были китайские и японские художники, у которых многому участся сегодняшние архитекторы во всем мире. И вот, скажем, во внутреннем дворе, занимающем всю высоту восьмиэтажного отеля Embassy Suits в Вашингтоне, постояльцы, выходя из своих номеров, направляясь на завтрак в кафе, имеют возможность не только видеть, но и слышать изрядных размеров водопад, шум которого отражается от стеклянной кровли, раскинувшейся над двором.
Издавна наблюдая, как деревья, а затем и постройки мирно отражаются в водах озер, архитекторы не могли не превратить в один из излюбленных своих художественных приемов замечательное свойство воды быть зеркалом. Опрокидываясь и удваиваясь на поверхности воды, даже скромное сооружение непременно обретает дополнительные качества, тем более что отражение нередко выглядит богаче того, что отражается, потому что в игру вмешивается легкая рябь от ветра и движение облаков.
Однако и там, где редко увидишь облако и где в жаркое время года напрасно надеяться на дуновение ветра, полное отражение здания в бассейне создает совершенно магическое впечатление. Этот прием до предельных возможностей использован при строительстве индийского мавзолея Тадж-Махал, известного каждому по бесчисленным репродукциям.
Огромный обелиск Джорджа Вашингтона в американской столице в наши дни отражается в чрезвычайно длинном бассейне, отчего так выигрывает его элементарная, скорее даже грубоватая форма. При долгом движении по центральной аллее фасад Версальского дворца отражается в целой череде бассейнов. Отражаясь в огромном бассейне, теряют схематичность очертания высотных офисов недавно завершенного парижского делового и развлекательного центра, именуемого Тет Дефанс. Отражение в воде бассейнов смягчает излишне массивные формы павильонов и скульптур Всероссийского выставочного центра (бывшей ВДНХ) в Москве…
На северном берегу Женевского озера расположилась международная мастерская Герхарда Драйзайтля — архитектора, скульптора и ученого, всю свою творческую жизнь посвятившего исследованию воды как прежде всего художественного материала. Мастерская выполняет проекты городских фонтанов для половины Европы и непрерывно, настойчиво экспериментирует. Здесь тонко «обучают» воду растекаться по каменным или металлическим плитам прихотливым рисунком из тонких и блестящих «шнуров», стелиться по различной фактуры поверхностям, образуя живые рисунки бликов на стенах и фигурах вокруг.
Современный экологический принцип — всегда достичь максимума при минимальном расходовании воды и энергии — в работе с водой самого Драйзайтля и его коллег превратился уже из лозунга в произведение искусства.
Читайте далее: